Исполнитель желаний [СИ] - Анастасия Баталова

Ни землей, ни водой, ни огнём, ни ветрами пустыни,

ни стихией, доселе неведомой, ни колдовством,

ни одним существующим средством не сможет отныне

откупорить никто этот хрупкий сосуд с веществом,

что зовется Эфиром Желаний, и прикосновенья

будет купол волшебный ударами молний встречать…

Эрин остановилась. Воздух в комнате всколыхнулся.

— О, Источник, сцепляющий и разделяющий звенья! — произнесла она чуть громче. — Я! Твоим вечным Именем! Здесь налагаю печать!

Раздался легкий треск. Все вокруг на миг ярко осветила голубоватая вспышка.

— Готово… — пролепетала Эрин ослабевшим голосом.

Во мраке послышалась возня, и Кирочка догадалась, что Билл подхватил падающую колдунью и взял её на руки, потому что страшное заклятие совершенно истощило её силы, и она вряд ли смогла бы идти сама.

Кирочка включила фонарик, чтобы освещать Биллу крутой спуск по винтовой лестнице. И только после того, как они благополучно выбрались из дома, а затем как цивилизованные гости покинули сад Магистра через калитку — на внутренней стороне забора нашлась кнопка открывающая её — лейтенант Крайст бережно поставил Эрин на ноги. А она улыбнулась ему очень странной, сложной, многозначной улыбкой.

Кирочке, успевшей это заметить, отчего-то внезапно сделалось холодно. Вдоль забора тянуло ночным ветерком… Она достала из нагрудного кармана сигареты и закурила.

— Это был единственный способ спасти его? — по привычке шёпотом спросила колдунья.

Лицо её в лунном свете своей белизной и какой-то печальной тревожной прелестью походило в этот момент на те образа, что висят на стенах Храма Истинной Веры.

— К сожалению, это был единственный способ спасти всех нас, — с грустной улыбкой ответил Билл, — ей богу, и самому жалко. Как же хорош! Сколько девок даром плакать будет! Жалко девок.

— Кто о чем, а вшивый всё про баню… — проворчала Кирочка, выдыхая дым, — они будут плакать, а ты утешать…

— У… Язва! — рассмеялся в ответ Крайст, — дай сигаретку, а то у меня закончились.

Первый утренний трамвай с автоматическим управлением медленно, точно дождевой червь, прополз мимо них и, остановившись на остановке, радушно распахнул двери абсолютно пустого салона. Проигнорировав его трогательное приглашение все трое продолжили идти по асфальту вперёд, к припаркованному в двух кварталах от ворот Друбенса служебному автомобилю.

А Эрн в это время продолжал сладко почивать в своей шелковой постели, иногда зябко подбираясь под тонкое скользкое одеяло и подергивая сквозь сон нежным голым плечиком, если на него вдруг приземлялся надоедливый комар, которого впустили в комнату непрошенные гости. На подоконник, куда он минувшим вечером накрошил чипсов, прилетел вертлявый воробей и, тихо постукивая тонким клювиком, принялся угощаться.

Начинался новый день. Куда-то брели неприкаянные белёсые лёгкие облака. Над Городом, волшебно озаряя несчётное множество его стеклянных и металлических поверхностей, неторопливо поднимался большой багряный солнечный диск.

ГЛАВА 5

1

— Эрн не может дольше оставаться в руках предполагаемых злоумышленников. Время работает против нас, это очевидно. — Билл положил на стол перед генералом Россом несколько заявлений от Дирка о пропаже сына, добытых в полиции, залитое слезами письмо Эрин с просьбой защитить её единственного ребенка и порванный нитяной браслет, который давала юному магу Кирочка.

— Я понимаю… — медленно проговорил генерал, поднимая от бумаг свои ясные синие глаза, — но торопиться нельзя. Суета — единственная причины ошибок, сынок. Разумом, а не чувством следует руководствоваться принимая решения на службе, — он встал и, заложив руки за спину, неторопливо прошёлся по кабинету. — Эрна, вероятно, заманили в ловушку, и он находится там добровольно, более того, всех, кто вздумает его сейчас освободить, мальчишка, скорее всего, сочтёт врагами, ибо уверен, что он находится в безопасности и его окружают люди с самыми добрыми намерениями. А Друбенс, по всей видимости, не собирается убивать пацана, во всяком случае пока, у него на счёт Эрна гораздо более оригинальные планы…

— Хотелось бы выяснить какие именно до того, как он их осуществит.

— Я и не думаю спорить с тобой сынок, — сказал генерал с мягкой улыбкой, — но чем больше ответственности налагает решение, тем лучше оно должно быть продумано. Эрн слишком силён, и поэтому мы должны действовать осторожно. Любое наше вмешательство может напугать его или рассердить. Мы не готовы к этому. У нас недостаточно технических средств, чтобы сдержать такую мощную магическую энергию…

— Всё ясно, генерал, нужны гарантии, что в случае его сопротивления, мы сможем справиться с Эрном. Хотя бы в первый момент, пока не убедим его, что мы друзья…

— Молодец, ты верно понял меня, сынок. Гарантии, конечно, слово хорошее, но для нашей ситуации пока ещё слишком смелое. Нам нужна хотя бы подстраховка. Более надежная, чем та, что есть у нас сейчас. Нам нужно оружие.

2

Мика Орели любил математику за то, что она являлась миром абстрактных идеальных объектов, нигде кроме воображения не существующих: чисел, функций, точек, геометрических тел. Среди них он чувствовал себя как в раю. Существование здесь казалось ему куда более простым и приятным, чем в мире материальных вещей: в пространстве математики логические связи гораздо жестче связывали объекты между собой, и оно начисто лишено было случайности — одной из самых досадных черт действительности. Для того, чтобы получить при необходимости последовательность случайных чисел, Мике приходилось сложным образом программировать свой микрокалькулятор. Не то, что в жизни — вышел на улицу, и — бац! — сорока испражнилась прямо на макушку. Мика не выносил хаоса, который, будучи началом всего, волей неволей проявлял себя во внешнем мире, а математику находил он столь прекрасной потому, что она казалась ему воплощением идеального порядка. Порядок он любил во всём. После того, как в школе приятель попросил у него послушать музыкальный диск и через несколько дней вернул его в бумажном конвертике с немного помятым уголком, Мика больше никому не давал свои вещи. Доходило до смешного. Как-то раз учительница попросила Мику поделиться с товарищами учебником, но он отказался наотрез, тревожно заёрзал на стуле, прижал учебник к груди и так недобро поглядел на приближающуюся к нему с протянутой рукой одноклассницу, что она вынуждена была отступить. Найдя такое поведение довольно странным, учительница решила поговорить с Микой после урока наедине:

— Что случилось? Почему ты не выручил своих товарищей книгой?

— Я боялся, что они её помнут.

— Почему тебя это так пугает?

— Я не терплю беспорядка, и не желаю сталкиваться с ним в каком бы то ни было виде. А загнутый угол страницы, послюненный кончик карандаша, наобум переложенная в другое место закладка — все это есть воплощения хаоса. Я не доверяю другим, потому что не знаю, чего от них ожидать. Для меня их действия случайны, а случайностей я не хочу.

Он повернулся и ушел, оставив учительницу в полном недоумении. А после того, как подобное несколько раз повторилось, все от Мики отстали, перестав просить у него что-либо, решили, видимо, что гений имеет право на свои причуды.

Ночь, проведенная в гостинице «Приморская» сделала Мику ещё более замкнутым, чем прежде. Ведь именно тогда он обнаружил проявления хаоса в самом себе, и это терзало его невыносимо. Теперь он даже не злился больше на Киру, он извинил её потому, что ему казалось, будто бы он понимает внезапность её отказа: вырвавшийся на волю хаос может испугать кого угодно, рассуждал он, и совершенно неудивительно, что девушка бросилась от меня прочь, как от разъяренного медведя…

Прежде Мика сознавал себя прекрасным и цельным существом — сверхчеловеком, чистым разумом, преданным единственной возвышенной радости — познанию мира, и тут вдруг — на тебе! — в нём пробудилась эта странная дикая сила, которую он не мог контролировать. Присутствие этой силы и, главное, его полная безоружность перед нею унижали изобретателя. Разумеется, своим немалым природным умом Мика сразу постиг суть данного явления. И эта самая суть — примитивный обезьяний инстинкт — отвращала его. Он, обитатель возвышенного мира идей, приобщённый к таинству их рождения, оказался неспособным безболезненно принимать все проявления объективной реальности… Физиологическая сторона отношений между полами со времен отрочества казалась ему чем-то настолько гадким, что прежде он никогда бы не поверил в возможность возникновения у себя самого желания такого рода… Но оно, это желание, несмотря ни на что, всё-таки проявилось. Оно было откровенным, как распахнутое окно, с ним бесполезно было спорить, как с небом, и его невозможно было унять, как внезапный грозовой ливень…